Ещё говорят, что, по крайней мере, часть из описанных качеств у нас семейные. Я тоже хаотик. И меня не раз упрекали в стремительности и непредсказуемости действий. При том, что другие связывали те же деяния с решительностью и смелостью и чуть ли не восхищались ими. Словом, сколько людей, столько и мнений. Важнее другое – благодаря тому, что мы похожи, я получил возможность смотреть на её действия, словно в зеркало, и через реакцию на них, узнавать и об отношении окружающих к своим собственным поступкам. Удобно, правда?
Что интересно, похожими мы стали далеко не сразу. Во всяком случае, мне об этом стало известно лишь пару лет назад, когда мне было уже за 30. Проговорилась жена…
Есть ощущение, что в детстве, возможно под влиянием отца или других родственников с их серьёзностью, основательностью и возведённой в абсолют аккуратностью, я чувствовал себя противоположностью матери. Вспоминаю, как нас всех выводила из себя её спонтанность, каким-то непостижимым образом сочетающаяся ещё и со страстью к планированию. То есть, всё свободное время она что-нибудь планировала. Потом все повседневные планы шли наперекосяк (хотя надо отдать должное: все глобальные планы – купить квартиру, построить дачу, съездить за границу – рано или поздно претворялись в жизнь), и мама легко переключалась на что-нибудь другое, могла менять планы по десять раз на дню.
Мы все: отец, брат, я, смеялись, критиковали её за нелогичные действия, авантюрные предложения и простоту, граничащую со здравым смыслом… «Еду найдёшь в холодильнике. Я помыла картошку, осталось только её почистить, порезать и пожарить», – так мы питались порой. Или сцена в походе на майских праздниках – трое «мужчин» сидят в байдарке в одних плавках, потому как жарко. А рядом вяжет мама в синем синтепоновом пальто…
Всё это было бы просто смешно, но со временем и я, и, думаю, брат тоже, стали не просто понимать нашу маму лучше. Мы всё больше стали походить на неё. Не знаю, чего в этом больше… То ли она сумела заразить нас своими идеями, привычками? А может, мы просто обладаем одним и тем же набором генов, которые какое-то время спали?
Но факт остаётся фактом – и я, и брат, питаем такую же сумасшедшую любовь к путешествиям, перемене обстановки и вообще ко всему новому. В тех ситуациях, где я раньше крутил пальцем у виска, теперь я поступаю точно так же, как она! Я также люблю риск, перемены, свободу и независимость.
Ну и с возрастом пришло понимание одной важной вещи. Да – эксцентричная, да – спорная, но «модель», которую мама «изобрела» для себя (читай, для таких, как я), работает. Те же спонтанность и умение импровизировать, менять планы на ходу, на самом деле имеют кучу плюсов. Мама научила нас что-то делать, когда другие просто сидят и чего-то ждут, добиваться своего, когда другие говорят, что это невозможно и т. д.
Многое из того, что я сегодня имею, в том числе в материальном плане, – её заслуга. 90-е годы, в отличие от отца, были для мамы золотым временем. Она, наконец, ушла с нелюбимой работы в проектном институте, где буквально умирала от однообразной рутины. Стала агентом по недвижимости. Свободой, возможностью проявлять личную инициативу и теми шансами, которые давала рыночная экономика, она воспользовалась сполна. Мы обзавелись машиной, дополнительной квартирой, в 15 лет я объездил большинство стран Европы и т. д.
Сегодня мама на пенсии. Хотя некоторые в это не верят. К примеру, недавно наблюдал такую картину – нищая бабушка просит у мамы денег со словами: «Внученька, подай бабушке…» При том, что «бабушка», на самом деле, такого же возраста, как и «внученька».
Мама всячески опровергает стереотип о том, что пенсия – это прополка грядок на огороде или сидение на лавочке у подъезда. Отнюдь. Мама путешествует по миру. Если не отправляется в очередное турне несколько месяцев, начинается «ломка». Три-четыре поездки в год – это норма, бывает и больше. Наверное, и я бы хотел так жить. Я радуюсь за неё и вижу, к чему стоит стремиться…
Глава 6. Москва
Это интересная тема. Хотя я родился и вырос в городе Горьком (нынешнем Нижнем Новгороде), все мои ближайшие родственники тоже оттуда, у меня имелись, как минимум, две гипотетические возможности… родиться москвичом.
Первая и более реальная возможность связана с тем, что в Варсонофьевском переулке, в пяти минутах от московского Кремля, одну из комнат большой коммунальной квартиры в советское время занимала сестра моей прабабки Анна Григорьевна – она же Бабаня.
Бабаня, которую я вряд ли видел и уж точно не помню, дожила до 86-го года (по другим данным – до 84-го). Она была очень дружна как со своим племянником – моим дедом, так и с моим отцом. Когда отец женился на моей матери, мои родители не раз приезжали в Москву и останавливались в Варсонофьевском. Учитывая, что из родственников у Бабани оставались только два племянника, «золотые» квадратные метры в центре столицы вполне могли сейчас быть и нашими. Но вышло по-другому.
Кем работала Анна Григорьевна до выхода на пенсию? По одним данным – заместителем министра химической промышленности Эстонской ССР. По другим – секретарём того же министра. Документальных свидетельств ни тому, ни другому, я не нашёл. Но в любом случае, как и её старший брат, генерал-лейтенант ГРУ, Анна Григорьевна жила впоследствии в Москве и с натяжкой могла быть причислена к советской элите.
После смерти тело двоюродной прабабки было кремировано. Её прах захоронили рядом с сестрой на кладбище в Горьком, а её комната отошла государству. То ли не было завещания, то ли по законам того времени мой дед – её племянник – не мог претендовать на комнату по другим причинам. Но факт остаётся фактом – сейчас там живут другие люди.
С попыткой перебраться в Москву связана и другая, ещё более давняя история. Есть в соседней с Горьковской областью республикой Марий Эл село Юрино, где стоит замок Шереметева, построенный в XIX веке в стиле поздней неоготики.
По рассказам моей бабушки – матери отца – в 40-е годы уже XX века, во время Великой Отечественной войны, её семья проживала в одном из флигелей Шереметьевского замка. Мой прадед – Иван Михайлович Ведерников – работал пекарем. И в годы войны изготовлял выпечку именно для «постояльцев» Шереметьевского. Притом, что «постояльцами» там были не последние в стране люди, к примеру, член Политбюро ЦК КПСС, председатель комитета продовольственно-вещевого снабжения Красной армии Анастас Иванович Микоян. Бабушка утверждала (ей во время проживания в Юрино было 14—15 лет), что Микоян предлагал её родителям отправить дочь в Москву, с ним, чуть ли не с тем, чтобы она воспитывалась в его семье на правах приёмной дочери. Но родители не смогли отпустить её.
Да, и как уже было сказано, брат моей прабабки был высокопоставленным генералом ГРУ – Главного разведывательного управления советской армии. Он тоже жил в Москве, похоронен на Новодевичьем кладбище. Пару лет назад я был на его могиле. А его парадный фотопортрет с десятками орденов и медалей до сих пор висит в квартире моих родителей.
Были и другие эпизоды, связанные с Москвой. В 50-60-е годы прошлого века в столице училась в швейном профтехучилище бабушка – мать отца (та самая, что не поехала с Микояном), а дед по линии матери учился здесь в партийной школе.
Наконец, с 2013 по 2015-й годы в Москве, в общежитии ВГИКа на улице Бориса Галушкина, жил я. За это время моё отношение к столице, которую я, как и многие, какое-то время назад считал «большой деревней», грязным и суетным городом, кардинально поменялось. Теперь я могу сказать, что люблю Москву, мне близок её ритм жизни, мне здесь хорошо. И когда я еду или лечу куда-нибудь (а для большинства моих путешествий Москва является перевалочным пунктом), я чувствую себя здесь как дома. Ну и последнее: мне нравятся и Москва, и Питер. Даже теперь и не могу сказать, кто больше. Просто они разные.
Глава 7. Мои «университеты». Начало
1985 год.
В политике – новый генеральный секретарь ЦК КПСС М.С.Горбачёв и начало Перестройки.
В культуре – начало популярности Modern Talking и эпохи диско. Хит «You’re My Heart, You’re My Soul» возглавляет все хит-парады. А в Эрмитаже психически больной злоумышленник поливает кислотой «Данаю» Рембрандта.
В спорте – не имеющий аналогов по драматизму матч за шахматную корону между двумя представителями Советского Союза: действующим чемпионом Анатолием Карповым и молодым претендентом Гарри Каспаровым. 15 февраля после полугода борьбы тогдашний президент Всемирной шахматной федерации Кампоманес решает прервать игры при счёте 5:3 в пользу Карпова и при 40 ничьих. Своё решение он объясняет «исчерпанием физических и возможно психологических ресурсов не только участников матча, но и всех, имеющих к нему отношение». Осенью соперники доигрывают, в результате 22-летний Каспаров становится самым молодым на тот момент чемпионом мира. При том, что осенью 1984-го Карпов вёл со счётом 5:0.
